Быть самим собой сложно. Экзистенциальный опыт первая ступень лишь на пути к тому, что зовётся социум, благодаря чему представляется возможным актуализировать себя (читай: свои потребы). Без социума наш узник небытия подпадает под категорию отверженных, и из всех лекарств, которыми он располагает, - ибо очевидно, что он болен, - ни одно не отвечает специфике его болезни так, как это делает нехимический, бесплатный и даже порой оплачиваемый возврат в социум. Самый лёгкий из немыслимо тяжких способов, а они все такие, - сменить/найти работу. Там и нейрогенез, что в конечном счёте не даёт нам гнить преждевременно, новые знакомства, опыт, новоё всё, а как мы знаем, всё, что новое, оно пусть и не привносит в нашу жизнь радикально новых начал, зато даёт их ощущение, порой долгоиграющее, и на этом чувстве, на этом нейромедиаторе, работающим поначалу сверхурочно, мы въезжаем в привычку, где нас поджидает искушение рутины. Единственная рутина, дозволительная нашему брату при наших приколах, это та, где её рутинность заключается в многообразии форм деятельности, в нескончаемом потоке новизны, едва не сшибающей с ног. Всё остальное, окромя идеального варианта нашей модернизации, считаю, можно попроцентно разделить на то, чем скорее всего оно является - невариантом. Пусть четверть у нас будет отведена скуке, ведь неинтересная жизнь нас тянет забыться, а свято место пусто не бывает, итог - мы курим, и для виду самобичуемся в самодовольном отвращении. Следующие проценты отдаются тому, что нам ненавистно. Энергия позитивная в своём модусе, деятельная, но разрушительная покою, а в куреве мы ещё и расслабления ищем (пусть и не находим, но когда-то же оно там было!). Следующая львиная доля процентов это эстетика. Ах, сколько для меня значило когда-то покурить через бонг, предварительно стерев в пыль в гринде липкую и дико пахнущую шигу. Это случилось, я возможно был счастлив, потом случалось ещё, ещё, на счастье я уже плевал, это стал мой образ ведения боя, я таким теперь казался себе... другим, дополненным тем, что у меня крадёт мои действительные дары, что глушит какие-то там мои мечты, к коим уважения я, честно говоря, не сильного питаю, и воплощения их не сильно алчу. Но это всё не мне решать! Есть природная программа, в меня вшитая, а есть также буддизм, эти программы успешно вытравляющий и сводящий жизнь всю к едва видимой точке, которая есть нирвана. Согласитесь, для европейского человека не страдать - как отобрать его грёзы на какой-нибудь мелкокалиберный, но рай, отдохновение, да хоть шанс спрятаться в дыму. В сознании, особенно русском, так глубоко укоренена надобность страдания и так неразрывно она связана с получением пирожка с полочки, который пусть эфемерен, но эта вера и есть всё, что нам нужно для базы. Вернёмся к нашим процентам. К эстетике неизбежно прибавляется музыкальная составляющая, где мы "слышим глубже", некоторым даже удаётся "познать себя", у них настолько к тому моменту восприятие сужается щёлочку, что можно им на слово здесь верить, ибо такие пустыни души невозможно взрастить у себя за спиной и не знать об их равнозначной никчёмности.